Неточные совпадения
Сняв венцы с голов их,
священник прочел последнюю молитву и поздравил
молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не знал, кончилось ли.
Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
Потом неизменно скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке, с улыбкой ко всем;
священник, в шелковой рясе и с вышитым широким поясом, советники палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький, с налившимся кровью лицом и глазами, так что, глядя на него, делалось «за человека страшно»; две-три барыни из города, несколько шепчущихся в углу
молодых чиновников и несколько неподросших девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.
Приехал я к нему летом, часов в семь вечера. У него только что отошла всенощная, и
священник,
молодой человек, по-видимому весьма робкий и недавно вышедший из семинарии, сидел в гостиной возле двери, на самом краюшке стула. Мардарий Аполлоныч, по обыкновению, чрезвычайно ласково меня принял: он непритворно радовался каждому гостю, да и человек он был вообще предобрый.
Священник встал и взялся за шляпу.
Офицер ожидал меня во всей форме, с белыми отворотами, с кивером без чехла, с лядункой через плечо, со всякими шнурками. Он сообщил мне, что архиерей разрешил
священнику венчать, но велел предварительно показать метрическое свидетельство. Я отдал офицеру свидетельство, а сам отправился к другому
молодому человеку, тоже из Московского университета. Он служил свои два губернских года, по новому положению, в канцелярии губернатора и пропадал от скуки.
Однажды мать взяла меня с собой в костел. Мы бывали в церкви с отцом и иногда в костеле с матерью. На этот раз я стоял с нею в боковом приделе, около «сакристии». Было очень тихо, все будто чего-то ждали…
Священник,
молодой, бледный, с горящими глазами, громко и возбужденно произносил латинские возгласы… Потом жуткая глубокая тишина охватила готические своды костела бернардинов, и среди молчания раздались звуки патриотического гимна: «Boźe, coś Polskę przez tak długie wieki…»
8 сентября, в праздник, я после обедни выходил из церкви с одним
молодым чиновником, и как раз в это время несли на носилках покойника; несли четверо каторжных, оборванные, с грубыми испитыми лицами, похожие на наших городских нищих; следом шли двое таких же, запасных, женщина с двумя детьми и черный грузин Келбокиани, одетый в вольное платье (он служит писарем и зовут его князем), и все, по-видимому, спешили, боясь не застать в церкви
священника.
А «тем временем» в село перевели нового
священника с
молодой дочкой.
— А эта вот и православная даже! — прибавил
священник, указывая на одну очень нарядную и довольно еще
молодую женщину.
У Вихрова в это время сидел
священник из их прежнего прихода, где похоронен был его отец, —
священник еще
молодой, года два только поставленный в свой сан и, как видно, очень робкий и застенчивый. Павел разговаривал с ним с уважением, потому что все-таки ожидал в нем видеть хоть несколько образованного человека.
Но близких знакомых не встретилось; всего лишь раза два пришлось ему кивнуть головой — одному купцу, которого он знал отдаленно, и потом одному
молодому деревенскому
священнику, отъезжавшему за две станции, в свой приход.
Мудрено ли после того, что
молодой бакалавр схватился за масонство, изучил его, а потом вскоре же был назначен
священником в Москву в один из богатейших и обильнейших дворянством приход, а вместе с тем он был принят в ложу ищущих манны, где, конечно уж, лучше всех, вероятно, знакомый с мистической философией и приученный еще с школьнической скамейки к риторическому красноречию, он стал произносить в собраниях ложи речи, исполненные энергии и учености.
Сам
священник, хотя человек еще
молодой, значительно потускнел в этой обстановке.
Но и они также верят в бога и также молятся, и когда пароход пошел дальше, то
молодой господин в черном сюртуке с белым воротником на шее (ни за что не сказал бы, что это
священник) встал посреди людей, на носу, и громким голосом стал молиться.
И
молодого человека под конвоем отправляют к
священникам, чтобы вразумить его.
Священники начинают вразумлять
молодого человека, но убеждения их во имя Христа отказаться от Христа, очевидно, не действуют на
молодого человека, и его возвращают опять в войско, объявляя его неисправимым.
После молебна, за которым горячо молились свекор и невестка, все приложились ко кресту;
священник окропил
молодых и всех присутствующих святой водой; начались вновь целованья и обычные в таких случаях речи: «Просим нас полюбить, принять в свое родственное расположение» и проч.
Все служащие,
молодые и старые, имели нечто общее — одинаково измятые, потёртые, все они легко и быстро раздражались, кричали, оскалив зубы, размахивая руками. Было много пожилых и лысых, несколько рыжих и двое седых: один — длинноволосый, высокий, с большими усами, похожий на
священника, которому обрили бороду, другой — краснолицый, с огромною бородою и голым черепом.
Священник этого прихода, довольно еще
молодой, был большой любитель до светской литературы.
С купечеством и со своею братиею, духовенством, отец Иоанн (имя
священника) говорил, разумеется, в известном тоне; но с дворянством, и особенно с
молодыми людьми, а еще паче того со студентами, любил повольнодумничать, и повольнодумничать порядочно.
Обряд венчанья кончился; церковные двери отворились. Впереди
молодых шел
священник, в провожании дьячка, который нес фонарь; он поднял уже ногу, чтоб переступить через порог, и вдруг с громким восклицанием отскочил назад: у самых церковных дверей лежал человек, облитый кровью; в головах у него сидела сумасшедшая Федора.
«Во Иордане крещающуся…» — тонко и фальшиво запел
священник, и высоко поднятый крест заблестел в его руках белым металлом… Наступил самый серьезный момент.
Молодые рыбаки стояли каждый на носу своего баркаса, все полураздетые, наклоняясь вперед в нетерпеливом ожидании.
Сверх того, по распоряжению ma tante, его посещал отец Антоний, le pere Antoine,
молодой и благообразный
священник, который отличался от своих собратий тем, что говорил по-французски без латинского акцента, ходил в муар-антиковой рясе и с такою непринужденностью сеял семена религии и нравственности, как будто ему это ровно ничего не стоило…
В ней также помещалось несколько человек гостей: приходский
священник с своей попадьей, которые тихо, но с заметным удовольствием разговаривали между собою, как будто бы для этого им решительно не было дома времени; потом жена станового пристава, которой, кажется, было очень неловко в застегнутом платье; гувернантка Уситковой в терновом капоте [В терновом капоте — в капоте, сшитом из тонкой шерстяной, с примесью пуха, ткани — терно.] и с огромным ридикюлем, собственно, назначенным не для ношения платка, а для собирания на всех праздниках яблок, конфет и других сладких благодатей, съедаемых после в продолжение недели, и, наконец,
молодой письмоводитель предводителя, напомаженный и завитой, который с большим вниманием глядел сквозь стекло во внутренность стоявших близ него столовых часов: ему ужасно хотелось открыть: отчего это маятник беспрестанно шевелится.
— А, это вы, отче? — заговорил Гаврило Степаныч, вставая навстречу входившему в комнату невысокого роста старику
священнику, который, весело улыбаясь, поздоровался со всеми, а меня, как незнакомого человека, даже благословил, чего
молодые батюшки, как известно, уже не делают даже в самой глухой провинции, как, например, о. Георгий, который просто пожал мою руку.
К ней под дверь подсылали приближенных слуг, подходили и заводили с ней разговор и
молодой барин и
священник отец Алексей; но Марфа Андревна никому не отвечала ни одного слова и только резким, сердитым постукиванием в дверь давала чувствовать, что она требует, чтобы ее оставили.
К рождеству мужики проторили в сугробах узкие дорожки. Стало возможно ездить гусем. По давно заведенному обычаю, все окрестные
священники и дьячки, вместе с попадьями, дьяконицами и дочерями, съезжались на встречу Нового года в село Шилово, к отцу Василию, который к тому же на другой день, 1 января, бывал именинником. Приезжали также местные учители, псаломщики и различные
молодые люди духовного происхождения, ищущие невест.
Священник. Этого мы с вами,
молодой человек, не рассудим. А нам подобает послушание старшим.
Священник. Не так вы,
молодой человек, судите. А Иоанн Креститель сказал воинам…
Непременный член по крестьянским делам присутствия Кунин,
молодой человек, лет тридцати, вернувшись из Петербурга в свое Борисово, послал первым делом верхового в Синьково за тамошним
священником, отцом Яковом Смирновым.
Здесь, в институте, не то… Пожилой, невысокий
священник с кротким и болезненным лицом — кумир целого института за чисто отеческое отношение к девочкам — служит особенно выразительно и торжественно. Сочные
молодые голоса «старших» звучат красиво и стройно под высокими сводами церкви.
В толпе арестованных Катя увидела высокую фигуру отца с седыми косицами, падающими на плечи. Ворота открылись, вышла первая партия, окруженная солдатами со штыками. Шел, с лопатой на плече, седобородый генерал, два
священника. Агапов прошел в своем спортсменском картузике.
Молодой горбоносый караим с матовым, холеным лицом, в модном костюме, нес на левом плече кирку, а в правой руке держал объемистый чемоданчик желтой кожи. Партия повернула по набережной влево.
Благочинные во всей епархии ставили
священникам,
молодым и старым, даже их женам и детям, отметки по поведению, пятерки и четверки, а иногда и тройки, и об этом приходилось говорить, читать и писать серьезные бумаги.
Обыкновенная физиономия аудитории Сорбонны бывала в те семестры, когда я хаживал в нее с 1865 по конец 1869 года, такая — несколько пожилых господ, два-три
молодых человека (быть может, из студентов), непременно
священник, — а то и пара-другая духовных и часто один-два солдата.
«Треба» была именно потому, что Ломоносов имел «на своем воспитании»
молодую, но быстро нараставшую семью своего
молодого и совершенно беззаботного
священника.
Оружие москвитян гремело почти около той церкви, в которой венчали Чурчилу с Настасьей, но они не дрожали от этих воинственных звуков, а рука об руку, в золотых венцах, обошли троекратно налой, и
священник благословил
молодых супругов.
Из церкви они отправились в скромный домик
священника, где были приготовлены фрукты и шампанское, которым Степан, свидетели и семья служителя алтаря, состоящая из его жены и двух взрослых дочерей, поздравили
молодых.
А у них
священник молодой, строжайший — узнает, что пьет дьячек — беда ему.
Оружие московитян гремело почти около той церкви, в которой венчали Чурчилу с Настасьей, но они не дрожали от этих воинственных звуков, а рука об руку, в золотых венцах, обошли троекратно налой, и
священник благословил
молодых супругов.
Опустившись на стоящий возле постели стул,
молодая Салтыкова взглянула на часы. Они показывали четверть одиннадцатого. До съезда приглашенных быть свидетелями при завещании и прибытии
священника церкви Николая Явленного — духовника генеральши, оставалось даже менее двух часов. Кто-нибудь мог приехать и ранее.
Слуга вошел в церковь, где причет готовился к священнослужению, отозвал к себе дьячка, вручил ему бумажку и два гроша, на третий взял восковую свечу, поставил ее пред образом спасителя и, положив пред ним три земных поклона, возвратился к
молодой женщине. Дьячок передал бумажку
священнику, а тот, развернув ее при свете лампады, прочел вслух...
Относительно обручения также было все решено. Через неделю после того, как Ермак Тимофеевич был объявлен женихом Ксении Яковлевны, в хоромы был приглашен отец Петр,
священник церкви во имя преподобного Иоаникия Великого, который и обручил
молодых кольцами, привезенными с нарочным из Перми.
Священник удалился. Уехала и «особа» с остальными двумя приглашенными в свидетели при предлагавшемся завещании.
Молодая Салтыкова уже окончательно пришла в себя и распоряжалась своим властным, громким голосом. Отдав приказание обмыть покойницу и положить ее на стол в зале, и указав Софье Дмитриевне во что и как одеть умершую, она тоже уехала домой и, как уже мы знаем, тотчас же по приезде прошла в спальню к мужу и объявила ему о смерти его тетки.
— Поцелуйтесь! — обратился
священник к
молодым по окончании венчания.
Молодая девушка сквозь слезы, с немой мольбою и благодарностью, посмотрела на
священника.
Рука, которой отец Иосиф благословил
молодую девушку, дрожала, а на глазах
священника навернулись слезы.
Это был сотоварищ Туберозова, второй соборный
священник, отец Захария. Он летами был ровесник отца Савелия, но, будучи сух и до последней степени миниатюрен, казался гораздо его
моложе. У отца Захарии седой пронизи было гораздо менее, чем у Туберозова, и в чертах лица еще не заметно было старческой сухости; у него были детские голубые глазки и лицо самое доброе и все как будто улыбающееся.
Отец
молодого богослова — старый Дукач к этому времени уже умер, но мать его, старушка, еще жила в тех же Парипсах, где как раз об эту пору скончался
священник и открылась ваканция.
Еще через пять дней крестили
молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком
священник мазал сморщенные красные ладо̀нки и ступеньки мальчика.